– Стив, а Стив? Слышишь меня?
Гек сделал вид, что проснулся:
– Красный, ты, бродяга? Здорово. Выглядишь хорошо. А говорили, что тебя чуть ли не того… Молодчик, порадовал меня… Ну, рассказывай…
– Успею рассказать, у меня все тип-топ, здесь покуда тормознулся, лекпомом. Я тебе на подогрев принёс – мяса, варенья… Ешь, а то совсем доходной стал…
– Успею съесть, как ты говоришь. Не тарахти. Чего я тебя раньше-то не видел?
– Так тебя эти пасли, с понтом дела сестры и братья христовы, не подпускали никого. А сегодня утром – снялись. Тебя через неделю выпишут, если не закосишь.
– Разберёмся. На меня целится кто здесь?
– Вроде – нет. Некому пока. Да, сп… благодарю от всего сердца, что ты за меня Того Живота приукропил по-тяжёлому. Ларей, тут многие ребята к тебе хорошо дышат, кто не из гангстеров. Мы здесь тебя не подставим никому, дежурить будем.
– Ничего, я уже оклемался. Живы будем – не помрём. Ну-ка, сделай себе бутерброд, да и мне заодно… И кипяточку бы не худо…
Гек сумел продержаться не одну, а все четыре недели, то нагоняя температуру, то задыхаясь в кашле, то впадая в бред, за это время набрал восемь килограммов веса к тем четырём, что накопил ещё в беспамятстве, так что теперь он весил семьдесят килограммов и походил на человека.
Из медчасти Гека привели прямо в кабинет Компоны. Кум поднял голову, отложил ручку, которой он якобы что-то писал до этого, откинулся на пухлую спинку старинного кресла и поздоровался с приветливой улыбочкой:
– С выздоровлением вас, господин Ларей! – Гек промолчал, глядя ему в лоб. Компона жестом усадил Гека на привинченный к полу стул, другим жестом выпроводил конвойного – стоять за полуоткрытой дверью.
– Вид у вас прямо-таки курортный, разве что загара не хватает. Ну что, надумали чего? Поговорим к обоюдной пользе? Или как?
– Или как.
– Ага. Вижу – менингит бесследно не прошёл. Это поправимо, в карцере подлечим. Вот вы меня, офицера, только что прилюдно обматерили – ровно на пятнадцать суток наговорили. Или я ошибся? – Гек промолчал, он предвидел такой поворот темы. – Да-да, порядок прежде всего, у меня с этим строго. Вот вам пример: осуждённый Ривера нарушал внутренний распорядок в санитарной части и будет списан обратно в корпус номер два. Ему предстоит сидеть в одной камере с друзьями некоего Того Живота. Того Живот – это кличка такая, вам, конечно, неизвестная, я понимаю. А вот кличка осуждённого Риверы – Красный. Знакома она вам?… Бедный малый, туго ему придётся в камере, что и говорить… – Компона привстал и сладко потянулся. – Но если вы захотите пом…
Гек подпрыгнул прямо со стула и пяткой в лоб засветил куму так, что тот лопатками и затылком впечатался в портрет Господина Президента за спиной. Нижняя рама хрупнула, а Компона мешком свалился под стол.
Гек не сопротивлялся, только включил на максимум мышечную систему – где расслабиться, где напружиниться, – когда ему стянули руки за спиной и, попинав для приличия, поволокли в карцер… Волоча Гека, унтера весело и молча переглядывались: будет что рассказать ребятам после смены – эту паскудину Компота никто не любил. Может быть, поэтому у Гека даже синяков и кровоподтёков почти не было на этот раз, и даже на пол его сбросили, можно сказать, аккуратно…
На следующий день целый и невредимый Компона (только голова перебинтована) стоял на ковре у Хозяина тюрьмы, своего формального начальника. Он не очень-то боялся его гнева, поскольку работал в Службе, которая, как известно, повыше рангом будет. Однако на этот раз Хозяин осерчал не на шутку.
– Слушай, Компона, в городе про меня разговоры ходят, что я людей пытаю, голодом и холодом их морю. Не слыхал?
– Нет. А что?
– А вот то! Адвокаты, понимаешь, шепчут газетчикам, те – прокурорам, те во Дворец несут… Где этот Ларей сейчас?
– Покуда в карцере. Потом следствие, суд и дополнительный срок.
– Какой планируется?
– Терроризм, попытка побега, нападение на представителя – тут целый букет, лет на десять-пятнадцать потянет.
– Это за один-то удар в лобешник мудаку стоеросовому? Многовато будет.
– Вы забываетесь… Да вы поним…
– Цыц, гадёныш! Я служил, когда ты ещё в горшок не сразу попадал! Ты его в карцере гноил, беспредельщик сраный, чтобы мне потом в приличном обществе руки не подавали? Я – лягавой породы, но не сексот, не сбир вонючий. Твоя вонь на меня ложится. Я девять с лихером месяцев все ждал: либо результаты пойдут, либо ты одумаешься. Ни того, ни другого. Тебе кто за него платит – бандиты? Что смотришь, подполковник, я дело спрашиваю. Все законы и инструкции ты переступил – ради чего? У меня рапортов на тебя – килограмм: когда и сколько раз ты допросы проводил и на каком основании карцер продлял…
– Может, вы и мне слово дадите, господин полковник? Я ваших оск…
– Ты у меня отсосёшь с весёлым чмоком. Год он, Ларей, получит за… Ма-лчать!!! За хулиганку, и на моей шее сидеть не будет – запрос из Департамента поступил, на зону поедет. Хватит здесь воду мутить. У вас, подполковник, есть три выхода из создавшегося положения: первый – рапорт о переводе на другое место службы. Есть и второй – служить и дальше, как ни в чем не бывало, и получить от меня по морде при всем личном составе. А там дуэль и все такое, стреляю я получше вашего. Третий выход – накатаете на меня донос, тогда я, слово офицера, пристрелю тебя, мерзкую, сорокае…нную, омандовевшую падаль. И сяду, но за тебя много не дадут. Можете выбирать. Сутки на размышление. Свободны… И ещё, опять же вам для размышления: мои связи – намного ли хуже ваших?
Нет, у Хозяина «Пентагона» связи были немногим хуже, чем у начальника над непосредственным начальником Компоны, и Компона это осознавал. Поэтому он не стал писать на него донос, но в устной форме доложил куратору дела, генерал-майору Дэниелу Дофферу. Тот уже принял для себя решение и лишь пообещал содействовать переводу Компоны в Иневию без понижения. Ларея он решил пустить пока на волю волн, ибо сил и времени на него уже не хватало: Штаты в прошлом месяце выслали почти полсотни работников Бабилонского посольства во главе с военно-морским атташе – небывалый скандал и грандиозный провал. Теперь следовало искать крайнего среди высокопоставленных силовых коллег (а те ведь тоже искали среди других, не у себя же) и вторым фронтом – разоблачать американских бизнесменов, журналистов и дипломатов – в аналогичном количестве. Кроули уже получил по балде от Господина Президента лично, но вывернулся, старый черт, прикрылся дружбой с господином Председателем (безотказно поставлял тому на просмотр агентурные и вербовочные материалы порнографического характера).
Малоун проделал геркулесову работу. Он, словно каторжный, долбил и долбил в одну точку, не жалея времени и сил, а также денег на подарки нужным людям. И вся его упряжка, состоящая из нахальных борзописцев и златолюбивых прокуроров и канцеляристов, сдвинула в конце концов тяжеленный воз Гекова дела. И очень кстати пришёлся дипломатический скандал, и к Хозяину подходец разыскали (без взятки, на связях)… Ларею довесили год и отправили в допзону под номером 16, хотя намеревались дать сначала тот же год на спецзоне. Знал бы Малоун, что в этом пункте он надрывался напрасно: Гек предпочёл бы сидеть на жёстком режиме, более подобающем для его понятий.
Однако целый год прошёл, прежде чем Гек попал по месту назначения: месяц его мариновали в одиночке «парочки», да ещё месяц одиночки в «единичке», на переследствии. Гек чувствовал себя словно на курорте: ежедневная горячая пища, регулярная помывка (в карцере выводили в душ один раз в месяц, грязь очень доставала), свидания с адвокатом, постоянное тепло в камере – много ли человеку надо, оказывается… И хотя передачи с воли ему запретили, согласно какой-то там инструкции, Гек продолжал набирать здоровье и вес – уж больно велик был контраст между карцером и простой тюрягой. Ему разрешили книги, и Гек принялся читать и делал это по собственной методе: что под руку попадёт. Поначалу больше чем на четверть часа его не хватало, но постепенно привычка восстановилась, и буквы уже не рябили и голова не кружилась.
А потом замелькали вагонзаки и пересылки, словно вознамерились устроить Геку ознакомительную экскурсию по тюрьмам и зонам страны. Полтора месяца пришлись на сюзеренский централ, всколыхнувший в Геке множество дорогих его сердцу воспоминаний. Всюду впереди него катилась глухая слава таинственного узника, приправленная фантастическими домыслами и слухами. Сидел он либо в одиночках, либо с кряквами, которыми всенепременно встречала его очередная пересылка, и Гек решил пока не объявляться, помня свои права на это и заветы Ванов.
– Зона ржавая, честняк и трудилы, ну и обиженка, могут оставаться, остальные пробы – дальше. – Такими словами встретил их этап прямо на железнодорожной станции Хозяин зоны в чине полковника. Гек дёрнулся было туда, но ему преградили путь и запихнули опять в купе, где он ехал в королевском одиночестве. Однако и путешествия заканчиваются рано или поздно: наконец шестнадцатая дополнительная согласилась на нового сидельца, и Гек поднялся на неё после недели карантина.
